Официальный портал
Общественной палаты Вологодской области

Храм-маяк в Крохине: спасти символ затопленных поселений Белозерья

8 Апреля 2020

Храм-маяк в Крохине: спасти символ затопленных поселений Белозерья

Москвичка Анор Тукаева — о своем проекте по сохранению культурного наследия

«Это было тяжело: было понятно, что храм рушится и очень скоро окончательно погибнет. Было ощущение щемящей боли, потому что у любого здания, тем более у храма, есть душа, и в этом месте все кричало о скорой гибели, — так описывает тридцатипятилетняя москвичка Анор Тукаева первые впечатления о храме-маяке в затопленном селе Крохино в Вологодской области. — Меня поразило это ощущение, и захотелось ему воспротивиться и сохранить этот памятник нашей истории».

Так больше 10 лет назад начался проект Анор по спасению храма на затопленной территории. В 2010 году она учредила благотворительный фонд «Центр возрождения культурного наследия “Крохино”».

Церковь Рождества Христова была построена в 1788 году в ныне переставшем существовать селе Крохино в Белозерском районе Вологодской области. Село было затоплено в 1962 году при наполнении Шекснинского водохранилища. Рядом с храмом углубили фарватер, позволивший проходить здесь крупногабаритным судам, а саму церковь сделали маяком зоны затопления в истоке реки Шексны. Через какое-то время строение утратило свое навигационное назначение, и церковь окончательно забросили.

Сегодня храм больше не стоит на краю гибели. И все благодаря Анор. Она рассказала о том, как занимается спасением храма, какие преграды ей пришлось преодолеть, что мотивирует волонтеров на участие в проекте и почему в самой сложной ситуации нельзя опускать руки.

— Расскажите, пожалуйста, как появился ваш фонд, что вас вдохновило на эту инициативу?

— Можно сказать, что Крохино — моя личная история и проект моей жизни. Все началось в 2009 году после того, как я впервые побывала на Белом озере. Идея спасения храма возникла сразу после возвращения из той поездки.

В тот период я интересовалась историей строительства водных каналов, и мне было интересно увидеть сохранившийся в зоне затопления храм. Сначала отправилась в Калязин посмотреть на колокольню Никольского собора. А через год после этого поехала в Крохино и увидела там храм-маяк. Именно эта поездка впоследствии вдохновила меня на создание благотворительного фонда.

Прежде всего мной движет чисто человеческая мотивация. Я люблю историческое наследие и считаю, что сохранять его — одна из базовых потребностей человека и гражданина, наряду с самыми банальными и простыми вещами. Потому что, если не будет наследия, непонятно, кто есть человек, откуда он пришел и куда идет. Этот храм я очень люблю, и для меня это еще одна малая родина.

Ценность крохинской церкви огромная — это единственный сохранившийся в России храм в зоне затопления, других таких нет. Он один может рассказать о том, как затапливались огромные территории, он символ сотен затопленных поселений Русского Севера. Считаю, что это памятник общенационального значения.

— Почему вообще эта церковь оказалось на затопленной территории, что произошло с жителями деревни, где она находилась?

— Затопления происходили на территориях большинства регионов нашей страны, не везде сохранялись какие-то объекты. Среди религиозных объектов сохранились Калязинская колокольня, о которой я упоминала, крохинский храм и еще одна церковь на другом берегу Белого озера. Их сохраняли как навигационные объекты, в частности, в крохинском храме размещался маяк зоны затопления. Это единственная причина, по которой он не был снесен.

Все, что было в зоне затопления при строительстве водных каналов, гидроэлектростанций и множества водохранилищ, полностью разбиралось, чтобы не мешать судоходству. Оставалось только то, что не успевали разобрать, так как время было военное либо послевоенное. Все, что затопили до войны, разрушено полностью.

Например, на Рыбинском водохранилище храмы затапливались в конце 1930-х годов, их остовы рушились в 1970–1980-е годы, а последняя колокольня упала в 1990-е. Таким образом, все исчезло, и нет никаких свидетельств, которые могли бы нам рассказать о том, что действительно там происходило.

Когда люди плывут на теплоходах, они воспринимают ландшафт как данность, они думают, что так было всегда. И не подозревают, что они плывут над затопленными городами и сотнями деревень. Люди не могут этого знать, потому что об этом не говорят, эта тема часто обходится стороной. В учебниках об этом не пишут. И никто об этом и не узнает, если не будет таких объектов, за которые цепляется глаз, и возникает вопрос: «А почему этот храм оказался затоплен?» Мы надеемся, что наша история будет помогать рассказывать об этих событиях.

— С чего началась ваша работа по спасению храма?

— Изначально я пыталась решить вопрос бюрократически: писала много писем и обращений во всевозможные инстанции. Я пыталась достучаться до каждого, вплоть до ЮНЕСКО. У меня было такое представление, что наследие погибает, потому что об этом никто не знает. Я думала, что надо написать и рассказать об этом всем органам, которые призваны сохранять наследие. Но это мнение у меня поменялось, когда я самостоятельно погрузилась в эту проблематику глубоко. Около полутра лет я безуспешно писала, а потом поняла, что так ничего не добьюсь.

Следующим шагом стала идея организовать первую волонтерскую экспедицию. Можно сказать, это было новое рождение проекта, когда волонтеры откликнулись на призыв о помощи и впервые приехали в Крохино.

— Как вам удалось собрать команду? Почему люди помогают, какая у них мотивация?

— Перед первой поездкой был обычный пост в социальной сети, никакой дополнительной мотивации с моей стороны не было. Мне было нечем мотивировать, поскольку я сама не представляла себе, как это все будет происходить. Я думаю, что людей мотивирует прежде всего их собственное желание, и в данной ситуации - это любовь к путешествиям, к стране, желание что-то спасти и просто потребность в созидании. Я думаю, именно это мотивирует людей, а не то, что я могу выразить словами.

В основном волонтеры приезжие, большей частью из Москвы, чуть меньше из Санкт-Петербурга, Череповца и других городов. Из Белозерска очень мало людей, там культура волонтерства только зарождается.

— Как родилась идея создать собственный фонд, а не стать частью какой-то крупной существовавшей организации?

— Было очевидно, что за такой объект никто не возьмется, это я поняла за время переписки с госорганами. В принципе, поддержки было немного, все говорили, что это нерационально, невыгодно, ничего не получится. Веры в этот объект не было ни у кого, кроме меня. Плюс молодость сыграла свою роль. Возможно, тогда я не понимала всех последствий и трудностей, с которыми мне придется столкнуться.

А трудности возникают постоянно. Сначала было трудно согласовать работы, потому что де-юре храм не существовал. Там была сложная юридическая коллизия, когда территорию затапливали, храм не являлся памятником (он и сейчас таковым не является) и стал водой. Мало того, что его нет как объекта недвижимости, так это еще и вода. Так продолжалось с 2013-го вплоть до 2018 года.

Это был сложный момент, и много трудностей было связано именно с этим. Мы не могли ничего официально согласовывать и, по сути, являлись некой «партизанской ячейкой». В какой-то момент нам полностью запретили доступ к объекту и проведению любых видов работ.

Было неприятно, любое обращение к местным органам власти, например в департамент культуры, заканчивалось цитатой из судебного решения, которое запрещало любую деятельность на храмовом острове. Это был трудный период, нам постоянно перекрывали дыхание, никакой помощи и поддержки не было.

— Как в результате удалось решить проблему, какие предпринимались действия?

— Мы попросили включиться в эту ситуацию на тот период заместителя губернатора Вологодской области, курировавшего вопросы культуры в регионе. Это был девятый год работы нашего проекта, и мы уже получили все возможные премии и награды в сфере сохранения наследия. Кроме того, позитивным моментом стало утверждение Года волонтера, и такого рода волонтерские инициативы приветствовались.

Тогда мы впервые сели за стол переговоров, и после конструктивного диалога мы пришли к совместному решению поставить храм на кадастровый учет. Так был запущен сложный процесс извлечения его из юридического «небытия». Не буду углубляться в юридические подробности, но дело сдвинулось с мертвой точки. Вскоре храм будет передан нашему фонду в безвозмездное пользование.

После разрешения данной ситуации и других спорных моментов взаимоотношения с местной властью наладились. Спустя 10 лет нам удалось добиться обратной связи и поддержки со стороны властей.

— Вы взаимодействуете с местными жителями? Какое у них отношение к вашему проекту?

— Сейчас мы работаем с местными жителями очень тесно. В прошлом году мы выпустили документальный фильм о переселенцах Белого озера. Он так и называется — «Незатопленные истории Белого озера». Материалы для этого фильма собирались с 2012 года, это аудиовоспоминания, которые мы записывали на диктофон. Люди в этом фильме рассказывают о своей жизни, о том, как они росли в Крохине и соседних селах. Как правило, все эти люди застали войну, а потом пережили затопление и переселение из своих родных мест. Они делятся своими впечатлениями о том, как они воспринимают сохранившийся храм и волонтерские экспедиции. Естественно, для того чтобы подготовить материал для фильма, нам надо было очень много общаться с местными жителями и собирать архивную информацию, личные фотографии и домашние архивы. Эта работа продолжается до сих пор.

— Вы не сталкивались со скепсисом или негативом со стороны местных жителей?

— Обратная связь от местных жителей была разная, потому что сначала люди относились к этому проекту очень скептически. Наверное, потому что у населения нет доверия к низовым инициативам, есть привычка и представление, что все должно спускаться сверху. У многих не было понимания, зачем сохранять храм, потому что люди, которые выросли в позднесоветское время, привыкли жить с другими ценностями. Они редко хранят домашние фотоальбомы и не всегда знают историю своей семьи. У нашей страны был тяжелый период, когда все разваливалось, в некоторой степени сохранились последствия исторической травмы.

Когда мы делали первые попытки к сбору таких воспоминаний, люди говорили, что они ничего не помнят и не хотят говорить об этом. Нам стало понятно, что это тяжелая тема для людей, она не прожита и не высказана, это то, что еще не отболело. Это то, о чем никто не пытался с ними говорить. Видимо, поэтому сначала была стена и отторжение. Потом нам стала помогать местная жительница на добровольных началах. К ней было больше доверия, и люди стали постепенно раскрываться. В этом нам также помогли семейные фотоальбомы: фотографии как некие застывшие фрагменты жизни помогают человеку вспоминать, заставляют говорить. Так начинался неспешный разговор, и люди потихоньку раскрывались, погружались в свои ощущения, воспоминания и мысли.

После выхода фильма люди увидели и услышали себя со стороны. Белозерск и окрестные села — место, где в основном живут переселенцы (участники видеосъемок). Это небольшой город, где все друг друга знают. Поэтому, услышав голоса своих близких друзей, родственников, соседей, люди переоценили эту историю и взглянули на нее по-новому. Они иначе переосмыслили свои собственные переживания и поняли, насколько это все важно. Храм, по сути, олицетворяет всю эту историю. Поэтому сейчас отношение к проекту меняется и достаточно ощутимо.

— Расскажите, как стать участником ваших экспедиций? Сколько обычно человек к вам приезжает и что они делают?

— Мы организовываем несколько экспедиций в год. Информацию публикуем на нашем сайте и в соцсетях проекта. Там описан весь алгоритм участия в волонтерской поездке. Обычно все добираются к месту самостоятельно, питаемся мы вскладчину. Самые обыкновенные экспедиционные условия. Минимальное количество участников, чтобы можно было что-то делать — это пять человек, максимальное — 25.

В последние сезоны были начаты инженерные работы, поэтому изменилась и специфика волонтерской деятельности. Если раньше весь труд был ручной и в основном силами волонтеров, то сейчас формат работ более профессиональный, а волонтеры выступают помощниками для инженеров и гидростроителей. Период экспедиции — полтора-два месяца, и волонтеры приезжают в удобное для каждого время. Имеется палаточный городок. Поэтому не надо никому подстраиваться под какие-то конкретные даты и можно принять участие в то время, когда кому захочется. Чтобы присоединиться, необходимо заполнить анкету волонтера, и с вами обязательно свяжутся. Мы активно взаимодействуем и отвечаем на любые вопросы во всех социальных сетях.

На данном этапе наш фонд занимается только крохинским храмом. Но параллельно мы ведем проект #ПроНаследие, где мы рассказываем о других низовых инициативах, которые реализуют свои проекты в сфере сохранения наследия.

— Какие есть проблемы в сохранении культурного наследия в нашей стране? И как, по вашему мнению, можно их решить?

— Начиная с Года волонтера добровольчество в сфере культуры было выделено в отдельный сегмент, и это очень здорово. Многие инициативы были замечены, и то, какую важную роль они играют, не осталось без внимания. Проектов общественных много, не все они напрямую связаны с волонтерством, но их стало гораздо больше, чем раньше. Это новый виток осознанности в обществе.

И именно общество будет формировать запрос в этой сфере. Иными словами, если в обществе не будет запроса к сохранению наследия, то и государство не будет рассматривать эту сферу как важную и приоритетную. Поэтому инициатива должна исходить снизу.

Простого рецепта того, как пробудить инициативность, у меня нет. Но я считаю, что именно низовые инициативы, даже если их немного, постепенно будут менять само общество. Один активист по-хорошему заражает людей вокруг своей идеей, он доносит свою мысль и смыслы того, чем он занимается. И таких людей будет все больше. Но этот процесс постепенный: наследие должно войти в ежедневную повестку. Повестку базовых ценностей человека.

— Что предстоит в ближайшем будущем сделать для сохранения храма в Крохине?

— В рамках деятельности по консервации храма у нас большие планы, и они растянуты по времени. Процесс консервации такого объекта — это долгие годы. Все расписано на разные виды работ: берегоукрепление, укрепление фундамента, возведение консервационных лесов, частичная реставрация сохранившихся фрагментов храма.

Многое будет зависеть от финансирования, так как без средств все эти этапы будет сложно реализовать. Относительно других проектов: мы продолжаем вести виртуальный музей «Незатопленные истории Белого озера» — это то, что связано со сбором воспоминаний переселенцев с затопленных территорий. В июле у нас планируется выставка в Музее архитектуры имени А.В. Щусева в Москве. Эта выставка будет посвящена не только затопленным поселениям Белозерья, но и по всем другим затопленным территориям России. Параллельно мы продолжаем работать по проекту #ПроНаследие, рассказывая про низовые инициативы.

— Какие слова напутствия вы могли бы сказать тем, кто только вступает на путь волонтерства?

— Самое главное напутствие — верить в свое дело и прислушиваться к тому, как вы чувствуете. И верить этому ощущению, даже если окружающие не сразу осознают ценность вашей идеи. Это во многом опыт нашего проекта — вначале никто не хотел поддерживать наше начинание, но, когда пройден непростой, но успешный путь, отношение меняется. Главное — верить и пробовать найти возможности для реализации проекта, не опускать руки, не ломаться на первых преградах.

Опыт взаимодействия с госструктурами и любыми другими организациями показал, что каждый из нас говорит на своем языке, и нужно научиться говорить на других языках и стараться понять собеседника, донести свою мысль и быть понятым. Важно собирать как можно больше сторонников и распространять такой созидательный «вирус».

Сайт: https://krokhino.ru/
Инстаграм: https://www.instagram.com/krokhino/
ФБ: https://www.facebook.com/krokhino/
ВК: https://vk.com/krokhino
ЖЖ: https://krokhino.livejournal.com/

Источник: https://www.oprf.ru/press/news/2617/newsitem/53040

Описание для анонса: